Вата

 
               ВИЗИТ

Скучны в приличье нетерпимом,
Ко мне филистеры пришли,
А я исчез в лесу любимом,
Я скрылся птицею вдали.
И с каждою лесной верхушкой,
В своём или в чужом гнезде
Перекликаюсь я кукушкой
Нигде и всё-таки везде.

Пеняя на мои затеи,
В недоуменье начеку,
Себе вывихивали шеи
В ответ на каждое ку-ку.
Бранят меня, я не перечу,
Но только в сумраке лесном
Вдруг выбегаю к ним навстречу
Клыкастым диким кабаном.

Такие чудища лесные
Кого угодно устрашат;
Бегут в испуге, а иные
Залезть на дерево спешат.
Мои не кончились проделки,
Встречаю их среди ветвей
И в образе шалуньи-белки
Моих приветствую гостей;

"Повеселимся беззаботно!
Моим не брезгуйте сучком.
Друзей попотчую охотно
Я желудёвым кофейком!"
В ответ завзятые педанты
Сказать могли бы: "Молодец!"
Я проявил мои таланты,
Но репутации конец!


здесь

ФЛАМИНГО.
И тут мы с Марианной Альфредовной зарубились на розовых фламинго. Я расказал про фламиного в Тюменской области, а она стала хохотать: врёшь! врёшь! не может быть тут никаких фламинго! Я нашёл ссылки в интернете и ей показал. Но М.А. не сдавалась: "Тут не написано, что фламинго здесь обитают, написано, что они залетают. Мало ли кто и где залетает!".


***

Пришёл я в сельпо за лимонадом,
А продавщица говорит, что, мол,
Остался только квас, клянусь тебе ангельским садом.
И глаза у продавщицы, как стебли ирюмской травы.
Я спросил: "Анна Андреевна, неужели это вы?
Тогда, Анна Андреевна, дайте бентатовской водки
И мы побредём пузырями колготки".
Ненастоящая Анна Андреевна сказала,
Что её именем названа малая планета.
Такая планета, там всегда весна и лето.
Там целый день блаженно сидишь в зарослях горицвета.
А здесь лишь серое небо и постоянно что-то трещит в электропроводке.
Господь садится смотреть нашу жизнь и смотрит на быстрой перемотке.


+
теперь и ютьюб

Русь-Россия укоренена в подлинном, изначальном и вечном Мире ("граничит с Богом"),
и этим обусловлены её неподвластные человеческому уму движения и трансформации ("управляется Самим Господом").

//
Поэтому, говоря кстати, те, кто настроен думать о "государственной" или "национальной" "идее" России -
как бы ни проблематично сие было именно в связи с неформатностью для современного мира -
обязаны изначально вводить модальность вечности наряду со стандартными для всех государств прошлым, настоящим и будущим.
//

Соответственно, все ключевые политические решения в исторической России – ответственность Государя и Патриарха.
(Какие бы формы ни принимали эти должности и статусы.)

Единственный, говоря современным языком, "демократический институт", который может быть причастен к процессу принятия значимых решений – Собор.

И если в конкретный исторический момент Государь просит публично поддержать те или иные необходимые ему решения – значит так и надо сделать.

Тем более, если заклинают этого не делать все явные и скрытые враги, слившись с леваками всех цветов радуги в единый истеричный хор.

/

Посему - сделано.
Посредством онлайн-технологии, которая пока что способствует лишь удобству и комфорту. А не властителям нижних кругов подлинной реальности, с которыми, безусловно, столкнуться придётся. Однако, в контексте изложенного выше, должна быть понятна и стратегия противостояния им.

  Народ отшельников

Господь! Среди святых Ты помнишь тех?

Им кельи слишком шумными казались,
поскольку доносился плач и смех,
и под землёй монахи подвизались.

Свой собственный у каждого из них
был свет и воздух, свой отдельный склеп;
себя не помнил каждый и притих,
как дом без окон, глух, безмолвен, слеп;
не умирал он, ибо умер он.

Убогий в книгах был для них улов.
На их костях осталось мало мяса,
свисала кожа с каждого, как ряса,
как смысл с простуженных свисает слов.
Им был вопрос не нужен и ответ,
когда в подземной тьме случались встречи;
лишь ниспадали волосы на плечи…
Никто не знал, не умер ли сосед,
встав на молитву.
Но под круглый свод,
туда, где виден свет лампад годами,
где золотыми кажутся садами
врата златые, изредка трудами
молитвенными движим был народ
отшельников, шумевших бородами.

Их век с тысячелетьем совпадал,
как с тьмою свет, где грот подобен гробу;
вернулись в материнскую утробу,
нет, в море, нет, в начало всех начал,
где с маленькими ручками так мал,
согнулся эмбрион большеголовый,
и ничего не ел монах суровый,
но, вскормленник земли, не голодал.

К ним вера сотни тысяч привела;
из мёртвых воскресения дождутся
столетьями лежащие тела,
которые вовек не распадутся;
свет закоптелый, а не темнота
хранит в своём наличье безотказном
спелёнутых, не тронутых соблазном;
их руки на груди в крестообразном
сложенье – образ горного хребта.

Ты, древнего величья Предводитель,
неужто смерть в подземную обитель
Ты не послал, не вспомнив глубины,
где верные Тебе погребены?
Неужто только мёртвые сравнимы
с бессмертными, как с днём сравнима ночь,
и только трупы бережно хранимы
Тобой, чтоб смерть и время превозмочь?

Неужто, замыслы Свои тая,
к таким прибегнуть можешь Ты сосудам,
которые, Ты непомерный, чудом
когда-нибудь заполнит кровь Твоя?